Юлия Лукова - Прах земной [СИ]
А однажды Рич огорошил меня, сказав, что хочет покреститься.
– Точно? – на всякий случай переспросила я, гадая, что послужило толчком для такого желания.
– Да.
– А ты, случайно, не из-за того, что с твоим соседом по палате случилось, хочешь покреститься?
– И из-за этого тоже, – ответил он мне тогда, помявшись для приличия и объяснив. – Когда я лежал под капельницами, у меня была очень высокая температура, за сорок. А после того, как палату обрызгал водой священник, она буквально на глазах стала спадать, это даже Геннадий подтвердил.
– Хм. Ну, а об имени ты подумал? Ричардом в православной церкви, по-моему, не крестят.
– Тогда Илья.
Илья? Не под этим ли именем он мне цветы и чучела птиц когда-то дарил?
– Чего ты так привязался к этому имени?
– Меня так Роберт в детстве называл, – улыбнулся мужчина, хитро на меня посмотрев.
Лёша, кажется, говорил, что у некоторых неприкасаемых бывает по два имени, одно – данное до прихода в Дом, а другое – уже в Доме. Но я как-то не думала, что и у Рича может быть второе имя.
– А что ж ты, Илюшенька, раньше мне об этом не говорил? – ласково спросила я, схватил мужчину за воротник чёрной рубашки.
– А кто меня спрашивал?
– Действительно! А у тебя самого языка нет?
– Почему же? Есть, – возразил Рич-Илья и в долгом поцелуе прилип к моим губам.
Язык у него может и есть, а вот мозгов за время нашего знакомства прибавилось незначительно.
Тем не менее, через полтора месяца состоялись крестины. Крёстным стал Кристиан, а крёстной – Дженнифер. Других-то знакомых, которые бы согласились на такое, у нас не было.
– Ну что, как ощущения? – спросила, когда мы всей толпой вышли из храма. Волосы у Рича были ещё мокрые после умывания святой водой, но, учитывая, какой ветер дул на улице, они высохнут максимум через десять минут.
– Странные. До крещения у меня голова от его криков разрывалась, а сейчас такая тишина…
– От чьих криков? – не поняла я.
– Колесованного неприкасаемого. Помнишь, я тебе о нём рассказывал? Я сидел с ним в одной камере, и он просил меня убить его.
По спине побежали мурашки, едва я поняла, о ком говорит Рич.
– А что он тебе кричал до крещения?
– Что если я не могу наложить на себя руки, то должен убить хотя бы священника, – остановившись, мужчина поправил чёрную повязку на глазу. Он поправлял её каждые пять минут, видно было, что не привык ещё носить такую вещь.
– Давай помогу, а то узел сейчас совсем развяжется.
– Вы там скоро? – окликнул нас Крис, стоя возле машины.
– Скоро! – раздражённо ответил Рич, процедив сквозь зубы:
– Раньше они могли хоть вечность кого угодно ждать, а как связались с Карлом, так он им весь характер испортил.
– Мне кажется, это со всеми неприкасаемыми рано или поздно случается. Я вот тебе тоже характер "испортила", – улыбнулась я, вспомнив Антошку, которого он недавно спас. Согласитесь, если бы Рич остался прежним, равнодушным ко всему убийцей, мальчик вряд ли бы выжил.
Карл-Алексей.
Главарь банды, высокий, широкоплечий мужик с длинным клювом вместо нормального носа подошёл ближе и, дыхнув мне в лицо сигаретным дымом, завёл всем известную песню.
– Я не понял, ты чё борзый такой, а? Дядя тебя спросил, который час, а ты сразу игнор включил, да? – он наклонился, и мне, чтобы не упасть, пришлось отступить на два шага назад.
– Что ты, дядя, какой игнор? – простодушно спросил я, достав пистолет и прострелив главарю ноги.
Никто даже дёрнуться не успел.
– Расступись, малышня! – весело приказал, разглядывая ошарашенные лица мелких хулиганов. – Я должен быть хорошим, а вы мне мешаете…
Вдруг вдалеке сверкнула молния, и над городом прокатились один за другим раскаты грома, словно подтверждая мои слова. А может, и вправду подтверждая?
***
Элена сидела за небольшим деревянным столиком в зале у окна и думала, с чего бы ей начать запись в своём дневнике. С недавних пор девушка решила, что в её жизни происходит слишком много интересных вещей, которые не всегда откладываются в памяти и очень быстро забываются на фоне других событий. Чтобы не упустить ничего важного, она и завела дневник.
Только стоило взять в руки ручку, как дело тут же застопорилось. Не иначе, чем закон подлости в действии.
Отвлекая Элену от дневника, внизу затявкал лис Кубик, за воротами просигналила машина, и Илья, ругаясь на приехавших в такую рань (тринадцать часов, самое пекло), нацепил солнцезащитные очки и пошёл встречать гостей.
Эля же продолжала страдать над пустым дневником.
Она настолько увлеклась, что не услышала, как на первом этаже дома громче обычного хлопнула входная дверь, и кто-то, тяжело дыша, побежал вверх по лестнице. Не видела она и остановившегося на пороге бледного трёхлетнего мальчика с белыми волосами до плеч и чёрными глазами, а потому очень испугалась, когда сзади на неё кто-то налетел, обхватив маленькими ручонками за пояс и прилипнув щекой к спине.
– Эйка!
А вот голос она узнала сразу. Обернувшись, Элена чуть дрогнувшей рукой погладила мальчика, своего брата Филиппа, по голове.
– Филька…
Во дворе дома в это время сверлили друг друга взглядом два мужчины, сильно поседевший за прошедший год Олег Романов и муж Элены – Илья Синицын.
А на юге страны, отдыхая на даче отца, жарил картошку и подшучивал над сестрой Михаил Самохин. Это он, узнав о возвращении Олега в Россию, подсказал ему, где стоит искать свою дочь. Пусть и частично, но этим молодой человек искупил вину своего отца, убившего мать Элены. По крайней мере, он очень хотел в это верить.
Ich liebe dich* – (нем.) Я люблю тебя.
Моной** – Монойская Народная Республика.
Только его приезда и ждал*** – реальный случай.
